Кто такой?

Увидел Дрозд на пеньке птенца. Что птенец — сразу видно, а вот чей птенец — непонятно: головастый какой-то, кургузый, рябенький. Таких Дрозд ещё не встречал.





— Ты чей будешь? Кто такой?



А птенец в ответ только глазами моргает. И говорит:

— Не знаю... Маленький я ещё, чтобы знать!

— Маленький, а из гнезда выскочил! — Дрозд говорит. — Зачем выскакивал, коли маленький?



— Захотел и выскочил! — стрекочет птенец.





— Лучше бы знал, как тебя зовут, — обиделся Дрозд.



— Откуда мне знать, как меня зовут, если мне не говорил никто?



— А ты прислушайся к голосам, — говорит Дрозд птенцу. — Сейчас все своих птенцов созывают: тетери тетеревят, утки утят, дрозды дроздят, галки галчат... Может, и тебя родители позовут. Вот и узнаешь, кто ты есть.

Птенец прислушался, повертел головой туда-сюда и задремал.



— Чего же ты никому не отзываешься? — спрашивает Дрозд.



— А кому? — открыл глаза птенец. — Я же не знаю, кто я? Кому же мне откликаться?



«Да, — задумался Дрозд. — Вот это птенец так птенец — безымянный. Первый раз такого встречаю».

— А где ты сидел на дереве — на ветке или в гнезде?



— Ни в гнезде, ни на ветке — в дупле сидел. Темно, и ничего не видно. Высунулся посмотреть и упал...



— Слушай меня внимательно! — Дрозд птенцу говорит. — Вот я — Дрозд. А она — Сорока.



А вон на ветке вниз головой висит — Синица. У каждого есть свое имя. А ты кто такой?



— Синичонок он скорее всего! — говорит Сойка. — Синичата все всегда — по дуплам сидят. Эй, Синица, тут синичонок сидит — не твой ли выскочил?

Синица перевернулась, глянула быстрым глазом и снова повисла вниз головой.





— Что вы, — пищит, — да он один больше всей моей дюжины!



Тут снова вступился Дрозд:

— Хоть помнишь, какого цвета было яичко, из которого ты вылупился? Или и это не помнишь?



— Как же мне помнить, если я из яичка слепым вылупился? — удивился птенец. — Да и в дупле-то темно.



— И верно... — опечалился Дрозд. — Вот дела...



А Сойка спрашивает:

— А кормил тебя в дупле кто? Их-то уж должен помнить!



— Кормили меня хорошо. А вот кто кормил — не разглядел. Я рот свой так разевал, что ничего перед собою не видел. А проглочу, рот закрою — и нет уже никого!



— Может, ты хоть голоса запомнил? Учили же тебя папа с мамой свистеть! Свистни, мы тебя по голосу и узнаем.



— Голоса я хорошо помню. А вот повторить не могу. Почему-то не получается у меня! Чей же я, а? — захныкал птенец.



Задумались Синица, Сойка и Дрозд. Увидела их Кукушка, подлетела из любопытства.



— О чём, соседи, задумались? — спрашивает.



— Так и так, — отвечают, — птенец тут ничейный: сам себя не знает, и его не признает никто! Не твой ли случайно, а?



Посмотрела Кукушка на птенца и отвернулась:

— Откуда мне знать, я ведь птенцов своих никогда не видела. Мне до птенцов дела нет.



Посмотрел и птенец на Кукушку.



— Нет! — говорит. — Другие меня кормили. Эта какая-то серая и чужая, а у тех, помню, что-то красновато-рыжее было!



И тут появляется Горихвост... рыжеватая грудка, красноватый хвост! И тревожно кричит:

— Фють, цик-цик! (Что значит: «Волнуюсь, сынок у меня потерялся!»)



— Есть тут один красноротый, — ответил Дрозд. — Но на твоего совсем не похожий. Неизвестно чей!



Взглянул Горихвост на птенца и обрадовался.



— Фють, цить-цить! — кричит. («Миленький, маленький мой!»)

И птенец Горихвоста узнал:

— Так вот кто, значит, я — Горихвост!



И поскорее разинул свой красный рот, чтобы его накормили. Горихвост сел птенцу на голову и сунул в рот большущую гусеницу.





— Ничего себе! — ахнул Дрозд. — Папа втрое меньше сынка! На голове у него сидит!



— А сын-то и впрямь ни в мать, ни в отца... — прошептала Синица.



А было так. Кукушка подкинула горихвосткам яйцо — и горихвостки высидели кукушонка. И считают его родным. И он их считает родными. И рады они друг другу и друг без друга никак не могут. А родная Кукушка птенца не признала. И он родную мать не узнал: они ведь никогда не встречались. Вот ведь как бывает в лесу!